Гумилёв
О, Париж! ах, Париж...
30 мая 1906 года Николай Степанович Гумилёв окончил гимназию и получил аттестат зрелости № 544. Педагогический совет на основании параграфа 74 Правил об испытаниях зрелости выставил следующие оценки: «закон божий» - 4, «русский язык» - 4, «логика» - 5, «латинский язык» - 3, «греческий язык» - 3, «математика» - 3, «физика» - 3, «математическая география» - 3, «история» - 4, «география» - 4, «французский язык» - 4.
Как ни крути, детство кончилось. Чмокнув маменьку в щёчку, пожав руку отцу, двадцатилетний Николай Гумилёв уезжает в Париж поступать в Сорбонну.
О, Париж, ах, Париж… Париж, конечно же, заслуживает отдельного упоминания, а то и отдельной большой главы. А то и отдельной большой книги. Но мы и так подзадержались, дорогие друзья, стоя напротив ничем не примечательного здания тбилисской школы номер один, разглядывая Илью и Акакия, на самом солнцепёке, ну и жара сегодня. Давайте отойдём в сторонку, сюда, под платаны, в тень. Присядем на лавочку, в ногах правды нет, чего стоять-то? Перед нами, кстати, бывшее дворянское собрание. Здание, воздвигнутое в 1855-м и перестроенное Адольфом Яковлевичем фон Скояном на свой манер в семидесятых годах того же столетия, при большевиках полностью выгорело внутри. Его реконструировали, - облик здания изменился, но кирпичная кладка осталась прежней. Что? Не велик ли терем? Думаю, даже маловат будет, скромен. Знаете, к моменту прихода к власти Петра I в России насчитывалось всего сорок семь русских княжеских родов. Они вели свою родословную от великих и удельных князей, иные - от Рюрика. Еще четыре рода (Голицыны, Куракины, Трубецкие и Хованские) являлись потомками великого князя литовского Гедимина.
Лет сто в Империи новых князей не появлялось, за исключением Светлейшего князя Ижорского, - сим титулом в 1707 году Пётр Алексеевич пожаловал недавнего своего денщика и разносчика пирогов Алексашку Меншикова. Российский народ, издревле склонный к злословию не без остроумия, немедленно откликнулся поговоркой: «Из грязи в князи». Метко, сильно, по-гоголевски выражается российский народ и если кого наградит словцом, то ухватит самую суть, извратив при этом ну разве что малость, - происхождением Александр Данилович отнюдь не подлого.
Вот и Пушкин говорил: «Меншиков происходил от дворян белорусских. Никогда не был он лакеем и не продавал подовых пирогов. Это шутка бояр, принятая историками за истину».
Время временщиков промелькнуло без последствий для генеалогических древ российской аристократии, - полку княжеского не прибыло. Елизавета Петровна, мирная и добрая русская барынька, вынужденная воевать чуть не половину своего царствования, уложившая на полях сражений под Цорндорфом пропасть солдат, возвести кого-то из своих орлов в княжеское достоинство не удосужилась. Хотя орлов хватало, - Шувалов, Разумовский, Бутурлин, Нарышкин, Лялин, Бекетов, при желании батальон можно назвать, а желание от случая к случаю возникало.
Екатерина Великая тоже присваивать княжеский титул никому из многочисленных своих фаворитов не стала. При ней в России появились князья по пожалованию (Григорий Григорьевич Орлов, Григорий Александрович Потемкин, Платон Александрович Зубов), но высокий титул они получили от императора Священной Римской империи. Возобновил присвоение княжеского достоинства Павел I. За краткий период своего царствования, он возвёл в князья четверых, включая Александра Васильевича Суворова. Александр I даровал княжеский титул также четверым: М.И. Кутузову, М.Б. Барклай-де-Толли, председателю Государственного Совета Н.И. Салтыкову и послу на венском Конгрессе А.К. Разумовскому.
Присоединение Грузии к Российской Империи буквально взорвало ситуацию, - на княжеское титулование претендовали и моурави, и эристави, и тавади. Нищие, голые, босые, по виду и не отличишь от крестьянина из российской глубинки, от странствующего оборванца и босяка, однако же, царской крови. Департамент герольдии Правительствующего сената только за 1850 год признал княжеские титулы дополнительно за 69 родами. И это не считая нескольких десятков грузинских дворянских родов, признанных княжескими ранее.
К концу XIX века в Российской империи было учтено 250 княжеских родов, пятьдесят шесть процентов из них - грузинские. Великий Октябрь несколько подпортил статистику, но и сейчас, если присмотреться, в каждом тбилисском таксисте можно увидеть благородного князя, а в каждой девушке под слоем пудры и коркой румян скрывается природная княжна.
А, впрочем, не следует заблуждаться, государи вы мои. Не осталось меж нами подлинной аристократии, - «Господа все в Париже», как говаривал Шариков. Поспешим же и мы в столицу Франции, тем паче, Николай Степанович Гумилёв уже там, уже студент, о, Сорбонна, ах, Сорбонна, уже увлёкся старинными французскими хрониками, рыцарскими романами и баронессой де Орвиц-Занетти, - Анна Андреевна Горенко лишь посмеивается издалека, подтрунивает. «Ахматова, разойдясь с Гумилевым, ворчала на его новые романы только тогда, когда он плохо выбирал» (М.М. Тумпковская).
В Париже на выставке русского искусства Николай знакомится с художниками М. Фармаковским и А. Божеряновым и в начале 1907 года вместе с новыми приятелями издаёт еже(двух)недельный литературный журнал «Сириус». Наиболее плодовитым автором зарекомендовал себя Анатолий Грант, посильную лепту внесли господа «К-о» и «К…», - в любом из них при внимательном прочтении угадывается Гумилёв, руку мастера узнаешь не только по почерку. В «Сириусе», кстати, милым стихотворным опусом дебютировала Анна Ахматова, - «мне тогда ещё и в голову не приходило, что она талантлива. Ведь все барышни играют на рояле и пишут стихи. Я был без памяти влюблён в неё».
Портрет работы М. Фармаковского
Журнал пользовался серьёзным успехом в узком кругу посвящённых, вышло целых три номера, но потом деньги кончились, и лавочка закрылась. Деньги кончились у художников, у Гумилёва они и не начинались. Он живёт, как и положено поэтической натуре, впроголодь. Результатом, - вторая книга стихов «Романтические цветы», посвящённая Анне Горенко. Сборник благосклонно принят отечественной критикой. В газете «Царскосельское дело» публикуется пасквиль, где Николай подвергается издёвкам и насмешкам, - это ли не слава в нашем сегодняшнем понимании? Впрочем, по меркам года 1908-го плевки в качестве журнальной полемики если не mauvais ton, то, во всяком случае, некоторая эксцентрика, - Коля переживает. Это дало повод Анне Андреевне Ахматовой в своих мемуарах назвать статейку «явной травлей со стороны озверелых царскоселов».
Прочим биографам Гумилёва 1907 – 1908 годы запомнились следующим: на «четвергах» Кругликовой Николай Степанович знакомится с Алексеем Толстым и Максом Волошиным, а в мастерской художника Гуревича с Е. Димитриевой (запомните это имя), двумя путешествиями в Африку, но так, не всерьёз, как сейчас в Египет съездить, традиционным отказом (два или три) Ахматовой от замужества, поездка в Нормандию, к морю, топиться. Не шутка, - отослал Анечке свою фотографию со строфой из Бодлера. Однако в Трувиле вышла конфузия, - местный блюститель порядка арестовал Гумилева на берегу en etat de vagabondage (как бродягу). Новая попытка – отравление. Найден в Булонском лесу, во рву старинных укреплений, без сознания. Что ещё? Печатается в «Речи», в «Русской мысли», в «Весне», в «Весах» у Брюсова, - статьи, рецензии, рассказы. 30 октября 1907 года Военной медицинской комиссией освобождён от воинской службы, - астигматизм глаз. «…две недели прожил в Крыму, неделю в Константинополе, в Смирне имел мимолётный роман с какой-то гречанкой, воевал с апашами в Марселе и только вчера очутился в Париже», - в общем-то, всё.
