TRIPANDТРЁП

Путь на Кавказ

Мандельштам

Мандельштам. Путь на Кавказ

Ночь он провёл на улице.


Ах, Москва, безмятежная ночная Москва. Кроткая, умиротворённая, затихшая. Уютные аллеи бульваров, раскидистые липы, сладкий цвет. Ни шороха. Ни звука. Идиллические звёзды сияют в агатовых небесах, ярче газового фонаря, ослепительным магнием горит полная луна, спокойствие и нега владеют городом.


Не то в душе Осипа Эмильевича. В ней мгла и слабость, и ужас, и безволие, и непоправимость. Кровавые зарницы блистают в кромешной тьме, огненные сполохи озаряют горизонты, росчерки молний высвечивают красным роковые слова: Погиб! Погиб!

Мандельштам. Росчерки молний высвечивают красным роковые слова: Погиб! Погиб!

Едва дожив до рассвета, несчастный литератор направился к Ларисе.


- А, Ося, - Рейснер пила чай с галеткой, на её расшатанном, убитом временем столе лежали чёрный пайковый хлеб и чёрный же тускло отсвечивающий браунинг, - ну, что? покушал?

Мандельштам торопливо, сбивчиво, нервно поведал о давешних своих злоключениях.

- Гм, - гмыкнула Лариса. Медленно, вдумчиво допила чай, дожевала печенье, - ну, пойдём, герой.


Всякий из нас, кому таки доводилось бывать в следственном отделе органов государственной безопасности, без труда опишет спартанскую обстановку кабинета, в который бесстрашный комиссар Балтфлота завела своего изрядно струхнувшего цивильного приятеля. Двухтумбовый массивный необъятных размеров стол хорошего, возможно даже красного, дерева. Абсолютно пустой, голый, ни единой бумажки на нём, - лишь телефон прямого провода, без диска, без кнопок, да стакан с двумя-тремя остро очиненными простыми карандашами. Колченогий посетительский стул. Металлический ящик несгораемого сейфа в углу, сверху графин с застоявшейся, рыжей водой, гранённый стакан. На подоконнике – цветочный горшок. Без цветка, но с десятком изжёванных папиросных окурков, вдавленных в землю. Единственное, чего не было в кабинете, - это портрета Дзержинского на стене. Не было в кабинете и фотографической карточки Председателя Всероссийской Чрезвычайки. Даже бюстика его, пусть маленького, и то не было в этом кабинете.

Зато за столом сидел сам железный Феликс, собственной персоной, серый лицом, красен глазами, явно невыспавшейся, в гимнастёрке.

- Чем могу?

- Рассказывай, - велела Лариса подшефному.

Осип Эмильевич ещё более торопливо, ещё более сбивчиво, ещё более нервно повторил вчерашнюю историю.

- Тэк, тэк, тэк, - покачивал головой Дзержинский, - Блюмкин, говорите? надо запомнить, ишь, Блюмкин…

Феликс Эдмундович снял телефонную трубку:

- Арестовать Блюмкина, - похоже, чекист на лету схватывал суть.

Мандельштам опешил:

- Я, собственно… мы это… может, не надо арестовывать…

Но Дзержинский уже пожимал ему руку, - «Надо, непременно надо, спасибо за сигнал, товарищ, спасибо за бдительность, враги, одни враги кругом…», - а Лариса уже тянула за рукав, уже тянула вон.

- Видишь, Ося, как хорошо всё вышло, как славно всё получилось.


Хорошо-то хорошо, быть может, и славно, только через три часа после ареста Блюмкина отпустили. Как не отпустить? – такой ценный кадр. Работник каких мало. Проверенный товарищ. Ну пустил в распыл контрреволюционера, - Кого, говоришь? Петрова, кажись… – контрреволюционера Петрова, и правильно.

Покинув Лубянку, Яков Григорьевич выудил из необъятных своих галифе револьвер системы наган и отправился на поиски доносчика.


Перепуганный насмерть поэт не стал испытывать судьбу, стремглав рванул на вокзал, сел в первый попашийся поезд и спустя неделю – неделю! 1918 год! - оказался на Кавказе.

В Тифлисе. За границей.

Мандельштам в Тифлисе: картина Давида Мартиашвили. Мой квартал
В Тифлисе. За границей.

Даже у всесильной ЧеКи руки коротки, чтобы настичь здесь беглеца... так рассуждал Мандельштам.

Не коротки!

Не надо заблуждаться, Осип Эмильевич.

Просто не дошёл до вас черёд, дома работы по горло, враги, все враги, сплошные враги кругом.

Мандельштам. Путь обратно

В Тифлисе Осип Эмильевич заскучал.

Издалёка случившаяся история не выглядела столь ужасной, казалась несерьёзной, чепухой, опереткой.

Я ж не заяц, в самом деле, убегать. Я ж поэт!

В общем, в Москву! в Москву! в Москву!


Тотчас по приезду Мандельштам решил зайти в «Кафе поэтов», - друзей повидать, узнать новости.

Первым, с кем он столкнулся в заведении, оказался Блюмкин.

Яша улыбнулся и достал револьвер.

Ося упал в обморок.

предыдущий текст
следующий текст

Путь на Кавказ: жми сюда и читай ещё несколько текстов


.
История Картли

История Картли

У Грузии история есть

let's go
Путь на Кавказ

Путь на Кавказ

Хомченко, Пушкин, Толстой и другие попутчики

Let's go