TRIPANDТРЁП

Путь на Кавказ

Блюмкин
Убийство Мирбаха

Около трёх часов пополудни шестого июля одна тысяча девятьсот восемнадцатого года у ворот германского посольства в Москве притормозил автомобиль.

Из него вышли двое с туго набитыми портфелями и затребовали к себе посла.

Бывший особняк Берга в Москве. В 1918 году в нём располагалось посольство Германской империи
Бывший особняк Берга в Москве. В 1918 году в нём располагалось посольство Германской империи

- А папу римского, часом, не хотите? – непременно ответил бы туповатый русский охранник, как правило, склонный к юмору, но вымуштрованная немецкая стража и глазом не повела, действуя строго по инструкции, – вызвали г-на Бассевитца, советника.

- Слюшаю фас?

Приехавшие ткнули посольскому свои удостоверения.

При этом высокий смуглый брюнет, с бородой, с шевелюрой, в чёрном пиджачном костюме оказался начальником отдела ЧК Блюмкиным, а рыжий, с усами сапожной щеткой, в косоворотке – фотографом того же отдела Николаем Андреевым.

- Мы к Мирбаху.

- Он не принимает посетителей, - секретный министерский циркуляр предписывал повысить меры безопасности, вероятность провокаций и террористических актов Берлин оценивал чрезвычайно высоко. - Хофорите со мной.

- Мы это… по конфин… по конфиндетц… мы по личному делу графа фон Мирбах.

- Ах, фот оно што, - дипломат, наконец, уяснил статус визита, под параграфы, с тщанием расписанные контрразведкой, встреча не подпадала. - Следуйте са мной.

Прошли в малиновую приёмную, ту, что в правом крыле здания.

Немецкий посол граф Вильгельм фон Мирбах
Немецкий посол граф Вильгельм фон Мирбах

Блюмкин и Андреев плюхнулись в кресла по одну сторону низенького круглого мраморного стола. Напротив расположились трое: военный атташе лейтенант Леонгарт Мюллер, он же переводчик, первый советник посольства доктор Карл Рицлер и сам посол, Вильгельм фон Мирбах, граф.

Чекист Блюмкин открыл свой туго набитый портфель, извлёк оттуда какие-то бумаги, веером разложил их перед собой, изучающе посмотрел на посла и, не отводя немигающего взгляда, медленно, со значением начал:

- ВЧК арестовала вашего родственника, граф, офицера австро-венгерской армии Роберта Мирбаха, по обвинению в шпионаже. Вам это интересно?

- Нет, не интересно. Я не знаю названного вами человека.

- Видимо, их сиятельству, - вступил в разговор чекист Андреев, - будет интересно знать, какие меры мы собираемся предпринять?

- Да, граф, вы желаете это знать? - повторил вопрос чекист Блюмкин.

Но ответа выслушивать не стал, ибо в сущности никакой это не вопрос прозвучал, ежу понятно, а пароль, знак, сигнал, обусловленный сообщниками заранее, выхватил из своего туго набитого портфеля револьвер и открыл по немцам беглую стрельбу в упор. Первый советник посольства доктор Рицлер упал на пол, как подкошенный, должно быть, от страха, - пули не задели его. Лейтенант Мюллер также оказался на полу, рядом, этот по причине отличной воинской подготовки и немалого боевого опыта, - оголтелая пальба не причинила вреда и ему. Да и Мирбаху, откровенно говоря, повезло, ни царапины на его худощавом, поджаром теле, - с прытью, несколько неожиданной для столь важного господина, он, невредимый, улепётывает в соседнюю залу. Уйдёт, посол, ох, уйдёт. «Стреляй, Глеб Егорыч», - извините, оговорился: «Стреляй, Яша, стреляй!».

Девять грамм раскалённого свинца вонзились в затылок обречённого Мирбаха, будто споткнулся граф и тяжко, ничком повалился, рухнул, упал плашмя. Убит? – некогда проверять. Коля Андреев метнул в лежащего бомбу, не взорвалась, чёрт! детонатор отошёл. Блюмкин из своего туго набитого портфеля достал запасную, бросок, взрыв, оглушительный взрыв! сыплется штукатурка, звон стекла, развороченная мебель, паркет вздыбился, - рядом с Мирбахом полуметровая выбоина и лужа крови. Всё! Смерть! Это конец! Прощайте, граф.

Террористы поочерёдно сигают в окно, бегом к машине.


Сзади гвалт, паника, неразбериха:

- А? что? кто? где? вон они, вон, убегають, держи, держи их, да стреляйте, стреляйте же, бестолочи, огонь, огонь, ушли, шибко шустрые, дьявол, я, кажись, попал в одного, - вольный перевод с немецкого.


- Коля, мне ногу подстрелили.

- Ничо, Яша, до свадьбы заживёт.


На огромной скорости автомобиль мчит в сторону Пречистенки, пара минут и «Паккард», визжа, стирая тормозные колодки в дым, выворачивает в переулок, миг - и ныряет в какой-то двор. О, боже! как же так? или с ума сошли Андреев с Блюмкиным? или это роковая оплошность? но ведь это же Большой Трёхсвятительский, дом 1...

Бывший особняк Саввы Морозова в Москве. Большой Трёхсвятительский переулок, дом 1
Бывший особняк Саввы Морозова в Москве. Большой Трёхсвятительский переулок, дом 1

Точно, бывший особняк Саввы Морозова, именно здесь квартирует отряд, подчинённый ВЧК, под командой левого эсера Д. Попова. Надо же, сами, своей волей угодили в ловушку, в капкан, прилетели голубки, - полный двор чекистов. Тысяча восемьсот штыков! восемьдесят сабель! броневики! артиллерия! Амба, господа террористы. Влипли. Но что это? Андреев и Блюмкин выскакивают из машины, бегут в парадное, - и впрямь свихнулись.

Ан, нет, - в дверях их встречают, обмениваются краткими репликами:

- Как?

- Сделано, -

торопливо заводят внутрь, двери на замок, ворота на засов, вовремя, очень вовремя.


Потому как с улицы уже ломится Феликс Эдмундович Дзержинский – сам Дзержинский? так точно, лично – и три рядовых сотрудника чрезвычайки – сколько? трое! гм, каков нахал, чего хотят? требуют выдать убийц Мирбаха… гм, а взять-ка Феликса за микитки да в чулан, под арест.

Владимир Ильич Ленин

- Измена, - сказал Ленин.

- Измена, - согласился Троцкий.

Лев Троцкий

Если начистоту, левые социалисты-революционеры и раньше позволяли себе, что называется, выходки. Буквально накануне, 5-го июля, на V съезде Советов выразили недоверие советскому правительству. Дескать, и Брестский мир – предательство, и продразвёрстка – ошибка, и комбеды – хлёсткое, жаль, непечатное слово. В общем, напрашивались.


- Товарищ Петерс, Яша, ты у нас теперь главный чекист, иди и немедленно арестуй левоэсеровских депутатов, всех, всех до единого. Где найти? На съезде, они в Большом театре заседают. Где Большой театр? Яша, ты прекращай тормозить, революция в опасности.

- Товарищ Лацис, Мартын, ты ж у нас второй человек ныне в ЧеКа, иди и немедленно подави левоэсеровский мятеж. Что значит не могу? Ах, арестован. Ух ты… Ну, ты держись, не раскисай.

- Товарищ Вацетис, Яким, ты ж у нас начальник Латышской дивизии, поднимай стрелков по тревоге, ступай, железной пятой растопчи гидру контрреволюции, пресеки преступную авантюру безголовых интеллигентов-истериков. Что значит не могу? Ах, бойцы Ивана Купала празднуют… Ух, ты… Ну, с праздником.

- Товарищ Подвойский, Коля, ты у нас кто? наркомвоенмор Украины? а чо в Москве делаешь? Ах, немец в Киеве, да что ты? ну, ладно. Коля, тут это, бунт, а латыши пьяные и через костёр прыгают. Ты уж мобилизуй, голубчик, войска. Что значит не могу? Ах, гарнизон объявил нейтралитет… Ух, ты…

- Товарищ Троцкий, Лёва, ты знаешь, в армейских частях сказали сами меж собой разбирайтесь, вы ж коалиция. А как мы разберёмся, когда у эсеров людей в три раза больше нашего? Да знаю я, что они сиднем-сидят в Трехсвятительском… а вдруг выйдут? это ж стихия… Ах, всё идёт по плану… Ух, ты…


Ночь с 6-го на 7-е июля прошла относительно спокойно.

А утром хмурые, злые с похмелья латыши обстреляли из орудий опешевших, явно неготовых к такому повороту, заговорщиков, - в считанные часы восстание левых эсеров в Москве ликвидировали.

Сотни три самых рьяных замели в кутузку, человек до пятнадцати, попытавшихся сопротивляться, хлопнули под горячую руку.

Но ни среди убитых, ни среди задержанных не оказалось тех, с кого начался весь сыр-бор.

Исчез Блюмкин, пропал Андреев.

Как сквозь землю провалились.

И след простыл.


- Искать, очень тщательно искать, но не найти, - Ильич дал своим опричникам исчерпывающе точные инструкции.

Кстати, это цитата.

Ремарочка: При съемках этого фильма ни один кролик не пострадал

В погожий денёк середины июня одна тысяча девятьсот восемьдесят четвёртого года стоял я на залитом солнцем, раскалённом плацу войсковой части за номером, к примеру, восемнадцать семьсот пятьдесят четыре, юный, беззаботный, безотчётно улыбающийся. Ещё вчера я протирал штаны на студенческой скамье в родном политехе, а уже сегодня, сейчас, сию минуту становлюсь Богом. Богом войны. Лишь немногие посвящённые знают о происходящих со мной метаморфозах, остальные догадываются. По деталям, по едва уловимым признаками, - по погонам с золотыми буковками СА, по фуражке с чёрным околышком, по скрещённым на петлицах пушечкам образца военной кампании 1854-1855 годов, с таким мастерством и исключительной художественной силой описанной Сергеевым-Ценским в романе-эпопее «Севастопольская страда». Звонким, задорным голосом выкрикиваю я слова: «Если же я нарушу мою торжественную присягу, то пусть меня покарает суровая рука товарищей», - юн был, неопытен. Не знал сколь сурова может быть рука у товарищей.

Это уже потом, много позже, лет пять спустя, когда перестроечные публицисты с азартом заполняли журнал «Огонёк» своими обличительными опусами, я внезапно прозрел: а ведь только в подвалах Лубянки и выясняется, что во всей стране, пожалуй, не сыщешь ни единого честного человека. Все, все, как один, каждый - или немецкий шпион, или вредитель. Особенно, если в личном деле задержанного имеется коротенькая сопроводительная записка: «Тов. Абакумов! Допросите хорошенько!»…


… клевета!

Милосердие революции безмерно.

Вожди мирового пролетариата милые, отзывчивые люди, а Ленин и вовсе гуманист. Самый человечный человек, - известно всем, даже школьнику.

Именно поэтому Верховный Революционный трибунал, с тщанием рассмотрев обстоятельства июльского мятежа, приговорил Блюмкина Якова Григорьевича (заочно) к одному году тюремного заключения. Оно конечно, ежли б не возмущённые немцы, могли б и орден дать, а так - год тюрьмы.

Судите сами: подавив выступление эсеров, большевики тотчас изгоняют их из всех органов государственного управления и правят страной самовластно. Это раз.

Есть и два: в длинной совершенно секретной цепочке, по которой идут германские субсидии на российскую революцию, граф Вильгельм фон Мирбах является последним звеном. Именно он распределяет наличные, те самые пухлые портфели, битком набитые марками, только он знает адресатов. Не стало Мирбаха, - и концы в воду.

Это, конечно, если верить абсолютно недостоверным источникам, вроде мидовской переписки: «…во время недавних усилий Антанты в Росии убедить совет рабочих депутатов принять требования Антанты, принятие которых могло бы привести к ориентации России в сторону Антанты, граф Мирбах вынужден был истратить значительные суммы, чтобы предотвратить принятие какого-либо решения в этом направлении… Граф Мирбах донёс, что ему нужно теперь 3 миллиона марок в месяц для расходов на этот предмет. Однако в случае изменения политической ситуации может понадобиться сумма в два раза большая. Фонд, который мы имели до сих пор в своём распоряжении, весь истрачен. Поэтому необходимо, чтобы секретарь имперского казначейства предоставил в наше распоряжение новый фонд. Ввиду указанных выше обстоятельств, фонд этот должен быть не менее 40 миллионов марок» (из меморандума советника Траутмана статс-секретарю по иностранным делам Кюльману, передан статс-секретарю Министерства финансов Редерну 8 июня 1918 года).

Но мы-то с вами знаем, - всё это враки, чепуха, чушь собачья! Фальшивка! Провокация имперских спецслужб!


Просто милосердие революцие безмерно.


И когда в апреле следующего, 1919-го, года Яша Блюмкин явился в киевскую ВЧК с повинной, то недолго побыл за решеткой, - 16 мая Особая Следственная комиссия по согласованию с ВЦИК с одобрения Феликса Эдмундовича Дзержинского амнистировала товарища Блюмкина.

предыдущий текст
следующий текст

Путь на Кавказ: жми сюда и читай ещё несколько текстов


.
История Картли

История Картли

У Грузии история есть

let's go
Путь на Кавказ

Путь на Кавказ

Хомченко, Пушкин, Толстой и другие попутчики

Let's go